Карельская крестьянская семья в конце XIX – начале XX веков: типы, динамика развития, внутрисемейный уклад

Типы карельской семьи и динамика развития

В Карелии традиционно сосуществовали два типа семьи (с.к., ливв., люд. pereh²) – малая и большая неразделенная. Малая семья состояла из брачной пары с неженатыми детьми или без них. Большая неразделенная семья могла быть расширенной – состоять из одной супружеской пары и близких родственников, не являющихся между собой супругами (овдовевших родителей, внуков, дядьев, племянников и др.), или составной – включать в себя несколько супружеских пар и родственников, не связанных узами брака. В последнем случае, супружеские пары могли состоять в родственной связи по нисходящей («отцовская», патриархальная семья) или горизонтальной линиям (братская семья) [Демографическая модернизация, 2006, с. 44; Hämynen, 2004, s. 125]. Большие семьи необязательно проживали совместно, однако они сообща вели хозяйство и платили налоги. Согласно данным финского исследователя Т. Хямюнена, в Приладожской (Финской) Карелии семьи в состав больших неразделенных семей входили 3–4 поколения родственников, а общая численность ее членов могла достигать 20–25 человек. У карелов широко распространены были «отцовские» семьи, реже – братские. Относительно редким явлением было примачество – зятя «принимали» в дом родителей невесты только в случае неспособности последних вести хозяйство [Карелы, 1983, с. 137–138].

Итак, эти два типа семейной организации сосуществовали, и при малейших благоприятных условиях малая семья превращалась в большую [Демографическая модернизация, 2006, с. 46–47]. Такая структура обеспечивала чувство защищенности своим членам, являлась фактором сохранения и роста ее благосостояния. Однако социально-экономические реформы второй половины XIX в. привели к постепенной смене модели семейной организации крестьян: в новых условиях ценной становилась мобильность и самостоятельность населения, которые обеспечивал институт малой семьи [Миронов, 2003, т. 1, с. 128–129; Демографическая модернизация, 2006, с. 49–50]. В пореформенный период произошло снижение экономических выгод от семейной кооперации – развитие получила практика найма рабочей силы со стороны для выполнения хозяйственных работ [Миронов, 2009, с. 153]. Экономический фактор был одним из главных в появлении новой тенденции – начиная со второй половины XIX в. малая семья не перерастала в большую.

Этот период отмечен увеличением числа семейных разделов, однако установить точные цифры затруднительно, т.к. по общероссийским данным, с 1861 по 1882 гг. сельские сходы утвердили около 13% таких разделов, остальные совершались крестьянами самостоятельно [Иванова, Желтова, 2009, с. 620]. Общероссийские сведения находят подтверждение на материалах Карелии, анализ дел сельских сходов показал, что нередкими были случаи обсуждения уже свершившегося разделения семьи с целью его официального закрепления [О разрешении семейного раздела, НА РК, ф. 53, оп. 3, д. 1/21, л. 2; На записку приговоров сельского схода Кондопожского общества, НА РК, ф. 151, оп. 1, д. 65/3, л. 36]. Крестьянские разделы не были новацией конца XIX в. Об этом свидетельствует известный карелам обычай разламывания хлеба, сопровождавший семейный раздел. В этот день хозяйка пекла хлеб, который глава семьи разрезал в соответствии с числом участников дележа и выдавал каждому по куску, после чего начинали делить имущество [Карелы 1983, с. 138]³. Отметим, что данный обычай соблюдался только в случае мирного раздела. Хлеб символизировал отсутствия вражды, взаимных претензий и ссор. При спорных разделах, не желающий делиться глава семьи мог бросить сыну топор и старую ложку со словами «иди, куда хочешь» [Полевой дневник Никольской, Сегозерье, 1973, НА КарНЦ РАН, д. 475, л. 15]. При разделах родители обычно оставались жить с семьей младшего сына, которому выделялась изба. В случае, когда взрослые дети решали разделиться после смерти главы семьи, мать могла остаться с одним из сыновей, который брал на себя обязанность содержать ее, или же отделялась сама, получая в качестве своей доли корову, одеяло, часть вещей, а также определенное количество хлеба на первое время [Ефименко, 1878, с. 120].

Государство пыталось сдерживать процесс нуклеаризации семьи. В 1886 г. был принят закон, ограничивавший семейные разделы. В частности, на сельском сходе требовалось согласие не менее 75% всех домохозяев, а сам раздел утверждался решением Уездных по крестьянским делам присутствий и мировых посредников. Однако правительственные меры существенно не повлияли на ситуацию – крестьяне продолжали «самовольно» разделяться. В связи с этим в октябре 1906 г. правила были отменены, решение о разделе семья вновь принимала самостоятельно [Иванова, Желтова 2009, с. 620–621].

По данным на 1897 г. в Кемском уезде Архангельской губернии и в трех «карельских» уездах Олонецкой губернии средний размер семьи составлял 4,7 чел. – меньше, чем в Европейской части России, где средняя крестьянская семья включала 5,8 чел. [Первая всеобщая перепись населения, 1899, т. I, тет. 1, с. 4; Первая всеобщая перепись населения, 1900, т. XXVII, тет. 2, с. 4; Миронов, 2003, т. 1., с. 225–226]. Конкретный срез статистки позволяет проиллюстрировать общую тенденцию, однако не является выводом о повсеместной смене модели семейной организации в рассматриваемый период. Согласно сведениям, полученным в ходе экспедиций в Пряжинский, Калевальский, Кемский, Лоухский, Сегежский и Медвежьегорский районы, в 1920-е гг. большие семьи еще сохранялись в Карелии, хотя и являлись «исключительной редкостью» [Санникова, 1970, с. 100].

Внутрисемейный уклад

Главой семьи был большак, хозяин (с. к. isäntä, ливв. ižändü, люд. ižänd) – старший мужчина в роду, его сын или брат. Глава имел широкие полномочия, он распоряжался всем достоянием семьи и одновременно нес за него ответственность, являлся представителем семьи на сельском сходе. Особо важные хозяйственные вопросы большак согласовывал с женатыми сыновьями, братьями (в случае, если семья была братская) и женой [Клементьев, 2003, с. 260].

Большухой (с. к. emäntä, ливв. emändü, люд. emänd) обычно становилась жена главы семьи или его старшая сноха. Нередко выбор большухи зависел от экономических соображений, поэтому, например, в братской семье хозяйкой могла стать младшая невестка, взятая из богатой семьи, а не старшая, пришедшая из бедной [Клементьев, 2003, с. 261]. Власть жены хозяина распространялась на женщин, детей и неженатых молодых мужчин. На большухе лежала ответственность за ведение домашнего хозяйства, рациональное распределение обязанностей между женщинами, эффективное использование пищевых ресурсов, проведение семейных ритуалов.

Согласно гражданским и церковным постановлениям, в основе личных отношений между супругами лежал принцип единоличной власти мужа «по естеству и по закону». По сравнению с центральными и южными губерниями России положение карельской женщины отличалось большей независимостью, а внутрисемейные отношения чаще всего строились на принципах уважения: «Положение карельской женщины по отношению к мужу гораздо лучше, чем русской (…). Привязанность, ласковое и приветливое отношение – вот качества, господствующие в отношениях мужа к своей жене» [Камкин, 1880, с. 665]. Подобное отношение не в последнюю очередь объясняется типом хозяйствования – развитым институтом отходничества, промысловой активностью населения, особенно в северо-западных волостях, торговыми, культурными и брачными связями с соседней Финляндией. В «людиковских текстах», собранных П. Виртаранта в 1960-ые гг., зафиксированы примеры традиционного, ласкового обращения мужа к жене: kuldaine – золотая; hobedaine – серебряная; linduine – птичка; roduoine – дорогая; kauniššilmäine – красивоглазая; kauniškasaine minun lübittau – красивокосая моя любимая; minun armastettau – моя милая; šina vesselšilmäine – ты, весёлоглазая; oi šina kaunukaine – ой, ты, красотка; vai oliš šindai rozan šiass ikkunal pidada da kaččoda šinuipiäi – тебя бы вместо розы на окне держать и смотреть на тебя! [Виртаранта, 2014, с. 175; пер. Н.А. Пеллинен]. При этом следует понимать, что эти общие правила варьировали и зависели от конкретной семейных традиций, имели этнолокальные различия. Семейные ссоры старались не выносить за пределы дома. Вместе с тем имели место случаи, которые в силу своей конфликтности, выходили за пределы семьи и находили отражение в женских жалобах и прошениях о жестоком обращении мужа или недостаточном обеспечении семьи. Сам факт появления таких ходатайств свидетельствует о повышении правового самосознания карельских женщин [Литвин, 2011, с. 466; Карельская крестьянка, 2012].

Для карельской культуры важное значение имело поддержание родственных связей, включая второстепенные (свойство или родство по браку) и духовных связей (кумовство). В карельском языке существовали специальные термины для обозначения родственников: с.к. sukukunta, heimo – род, родня, omahini, heimolaini – родственник; ливв. kanzoveh, heimokundu, rodukundu, suguheimo, rodn’u – родня, родственник, lähäoma, omahine – свой, родня; люд. suguheimo – родственник, oma – свой, родственник, heimokund, rodn – родня). Все крупные события обсуждались на семейном совете при активном участии родственников. Поддержание связей также осуществлялось благодаря традиции навещать родню во время праздников – ativo, ad’vo, термин, обозначающий как гостя, так и родственника. Карельские этнографы зафиксировали сужение терминология родства у карелов после перехода к малой семье [Клементьев, 2003, с. 261; Карелы, 1983, с. 139–140; Словарь, 1990; Карельско-русский словарь, 1999].

В большой семье управляться с домашними заботами было легче, поскольку часть работ распределялась между ее членами. В малой семье весь груз работ ложился на плечи мужа и жены. Принцип распределения работ на мужские и женские сохранялся. Однако во время длительного отсутствия мужа в связи с уходом на заработки поддержание экономической благосостояния достигалось за счет выполнения женщиной мужской работы, жена также самостоятельно решала все хозяйственные вопросы. При этом в женские работы мужчины не вмешивались, считая их менее престижными. К числу таковых относилась работа на огороде, приготовление пищи, воспитание детей, в некоторых районах Карелии ношение воды и т.д.

В отличие от декларируемой законом и церковными установлениями неограниченной личной власти мужа, имущественные права женщины были защищены законом и обычаем. Приданое жены и все имущество, приобретенное ею во время брака, признавалось отдельной собственностью. В архивных материалах обнаружено незначительное количество дел по имущественным спорам, что по всей видимости можно объяснить уважительным отношением к собственности в карельской культуре.

В число основных принципов имущественного права карельской большой семьи входили: равноправие всех членов семьи во владении своим имуществом при жизни главы семьи, патрилинейный порядок наследования и равенство в реализации этого права между семейным и холостыми братьями – они получали равные доли имущества [Карелы, 1983, с. 138].

Согласно сведениям этнографов XIX в., власть и право распоряжения имуществом после смерти главы рода переходила к его старшему брату, старшему сыну или жене при наличии малолетних детей мужского пола. В этом случае крестьянка становилась представительницей своих детей на сельском сходе. Незамужние дочери получали только приданое [Колясников, 1877, с. 50, 55].

Итак, порядок наследования определялся патрилинейной системой родства. На что могла рассчитывать вдова? В больших семьях Карелии бездетная вдова (с. к., ливв. leski, leskiakku; люд. lešk, lesk’, lesk) обычно возвращалась к своим родителям, забрав с собой только приданое. При наличии наследников крестьянка могла остаться в доме супруга и претендовать на его долю из общего семейного имущества [Ефименко, 1878, с. 120]. В малых семьях бездетная вдова наследовала все имущество покойного супруга. При наличии несовершеннолетних детей карельская крестьянка становилась полной распорядительницей имущества, главой семьи. По наблюдению А.Я. Ефименко, «права ее настолько неоспоримы, что не возникает никаких дел по этому поводу» [Там же, с. 118–120].

Эти принципы несколько расходятся с законом о порядке наследования 1861 г. По закону вдова, бездетная или с детьми, получала право на 1/7 часть недвижимого и 1/4 часть движимого имущества супруга. Причем наследственная доля сохранялась за ней в случае повторного замужества [Свод законов Российской империи, т. X, ч. 1 ст. 1148]. Часть имущества покойного мужа, выделяемая жене, рассматривалась законом в качестве прожитка, т. е. имела своей целью минимальное прижизненное обеспечение вдовы [Кавелин, 2003, с. 278]. В случае отсутствия собственности у умершего супруга, вдова могла требовать выдела соответствующей доли у свекра. При этом на недвижимую часть имущества она имела право претендовать еще при его жизни, а на движимую — после смерти [Свод законов Российской империи, т. X, ч. 1 ст. 1149].

Выводы

Традиционная карельская семья в рассматриваемый период вступила в процесс модернизации, который затронул все слои общества и домохозяйства. С конца XIX в. в карельской семье (равно как и в русской, и в вепсской) происходят структурные изменения, отразившиеся на ее форме и затронувшие демографические и имущественные отношения: выросло число малых семей и в связи с этим пошатнулись традиции гендерного распределения трудовых обязанностей, повысился брачный возраст, началось постепенное изменение репродуктивного поведения карелов. Вместе с тем основные принципы народной педагогики, идеал внутрисемейных отношений, принципы народного права, обряды жизненного цикла и мифологические представления карелов продолжали сохранять традиционные черты.

Список источников и литературы

Виртаранта П. «Людиковские тексты»: ребенок, семейные отношения, свадьба (Составитель и переводчик Н. А. Пеллинен) // Культура повседневности карельской семьи (конец XIX – первая треть XX в.) Исследования. Материалы. Документы / Составитель и редактор О. П. Илюха. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2014. С. 160–182.

Демографическая модернизация России, 1900-2000 / под ред. А.Г. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006. 608 с.

Ефименко А.Я. Юридические обычаи лопарей, корелов и самоедов Архангельской губернии // Записки Русского географического общества по отделению этнографии. Т. VIII. СПб., 1878. С. 1–233.

Иванова Н.А., Желтова В.П. Сословное общество Российской империи. М.: Новый хронограф, 2009. 752 с.

Кавелин К. Д. Курс гражданского права Часть 2; права семейственные, наследственные и завеща тельные. М., 2003. С. 278.

Камкин Н. Архангельский карелы (этнографический очерк) // Древняя и новая России. 1880. Т. XVI. СПб., 1880. № 4. С. 665.

Карелы Карельской АССР / под ред. А.С. Жербина, Г.М. Керта, К.А. Морозова и др. Петрозаводск: Карелия, 1983. 288 с.

Карельская крестьянка в зеркале историко-этнографических источников (вторая половина XIX – начало XX вв.). Сборник документов и материалов / Сост.: И. С. Петричева, Ю. В. Литвин, О. П. Илюха. Науч. ред. О. П. Илюха. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2012. 293 с.

Карельско-русский словарь (северно-карельские диалекты) / сост. П.М. Зайков, Л.Т. Ругоева. Петрозаводск: Периодика, 1999. 224 с.

Клементьев Е.И. Карелы. Семья и обряды жизненного цикла // Прибалтийско-финские народы России. М.: Наука, 2003. 317 с.

Литвин Ю.В. Правовая культура и правовое самосознание карельской крестьянки второй половины XIX – начала XX вв.: гендерный аспект (по материалам Олонецкой губернии) // IX Конгресс этнографов и антропологов России, г. Петрозаводск, 4–8 июля 2011 г. Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2011. С. 466.

Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. Т. 1. 548 с.

На записку приговоров сельского схода Кондопожского общества // Национальный архив Республики Карелия, ф. 151, оп. 1, д. 65/3.

О разрешении семейного раздела крестьянам Сямозерской волости Часовенского общества Федотовым // Национальный архив Республики Карелия, ф. 53, оп. 3, д. 1/21.

Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. 1. Архангельская губерния. Тет. 1. СПб: Изд. Центр. Стат. комитетом М-ва вн. дел, 1899. 45 с.

Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. XXVII. Олонецкая губерния. Тет. 2. СПб: Изд. Центр. Стат. комитетом М-ва вн. дел, 1900. 169 с.

Полевой дневник Никольской Р.Ф. Сегозерье. 1973 г. // Научный архив КарНЦ РАН, ф. 1, оп. 6, д. 475. 52 л.

Санникова А.П. Изменения в структуре и численности семьи у рабочих Карельский АССР // Советская этнография. 1970. № 4. С. 97–106.

Свод законов Российской империи. Т. X. Ч. 1. Свод законов гражданских. СПб., 1912. Кн. 3. Разд. 2. Отд. V. Ст. 1148.

Свод законов Российской империи. Т. X. Ч. 1. Свод законов гражданских. СПб., 1912. Кн. 3. Разд. 2. Отд. V. Ст. 1149.

Словарь карельского языка (ливвиковский диалект) / сост. Г.Н. Макаров. Петрозаводск: Карелия, 1990. 495 с.

Hämynen T. History of Karelian Orthodox Families in Suojärvi, 1500–1939 // Family Life on the Northwestern Margins of Imperial Russia. Joensuu: Joensuu University Press, 2004. Pp. 93–133.

Karjalan kielen sanakirja. Osa IV. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1993. 610 s.