Впрочем, в его случае всё было очень завуалированно. Первый раз Александра Гизетти арестовали в 1921 году, через год выпустили. Затем до 1930-го арестовывали ещё дважды, давая каждый раз короткую передышку.
В эти периоды Гизетти сотрудничал с журналом «Голос минувшего», участвовал в разработке наследия Николая Михайловского, Михаила Бакунина, был литературным критиком, литературоведом, написал ряд книг и статей об Анне Ахматовой, Иване Бунине, Владимире Короленко, Михаиле Салтыкове-Щедрине, других классиках. Главный же труд его жизни посвящён Петру Лаврову – социологу, философу и идеологу народничества. Череда арестов и ссылок на годы лишила Александра Гизетти семьи.
Постоянные переживания за его судьбу ускорили кончину супруги Елены и подорвали здоровье матери – Натальи Дмитриевны (отца – Алексея Гизетти – к этому времени уже не было в живых).
В 1933-м его арестовали по обвинению, совершенно нелепому для всех, кто хоть немного знал интеллигентного литературоведа, – участие в заговоре против Сталина. После этого судьба Александра Гизетти была фактически предрешена – его ждало многолетнее тюремное заключение.
Больная Наталья Дмитриевна хлопотала о сыне, отправляя послания защитнице политзаключённых Екатерине Пешковой (жене Максима Горького), другим советским деятелям. И только благодаря этим письмам мы знаем правду о последних годах жизни этой выдающейся дворянки-просветительницы.
Автобиографическая правда
Многочисленные справочные издания хоронят Наталью Бекарюкову-Гизетти раньше срока – в 1907-м или в 1914-м, вероятно, по ошибке приписав ей дату смерти супруга – Алексея Викторовича.
Уже после революции она о своей жизни рассказывала так:
«В 1920 году Петроградским Губотделом социального обеспечения мне была назначена пенсия, от которой я, однако, отказалась, когда получила посильную мне работу в Академии наук: по материалам для словаря русского языка (академика Шахматова), считая себя ещё трудоспособной и желая жить своим трудом. Сверх того была я и писательницей. Ещё до революции напечатаны мною (под литературным моим именем Т. Барвенковой) беллетристические произведения в «Северном вестнике», «Русском Богатстве», «Ежемесячном Журнале» (выходившие потом и отдельными изданиями), а также несколько популярных народных брошюр медицинского содержания. А после революции я состояла членом Союза писателей: в моих переводах были напечатаны «Театр революции» Р. Роллана (издания «Всемирной литературы»), произведения Уэллса, Франса».
Эти разъяснения она писала лишь для того, чтобы власть поняла: они, «бывшие», для неё не опасны, их интересует только наука, работа, далёкая от политики.
Оставшаяся без средств к существованию, 77-летняя ослепшая женщина просила не о себе, не о свободе сыну Александру (на это она уже не смела надеяться), а лишь об облегчении его участи: «разрешить ему заниматься серьёзным любимым научным трудом», чтобы его нахождение в одиночной камере «не превращалось в непрерывную пытку».
Сменив несколько тюрем, в 1938 году Александр Гизетти просто исчез: по одним сведениям был расстрелян, по другим – скончался в больнице.
Дата смерти Натальи Бекарюковой-Гизетти тоже доподлинно неизвестна. К этому времени не осталось никого из близких, кто мог бы её зафиксировать: все были расстреляны, сосланы или стары и до крайности запуганы.
Тем удивительнее, что сегодня на просторах Интернета встречается тщательно составленное древо этой линии Бекарюковых. Мы не надеемся, что кто‑то из её представителей выжил, нет. Важно другое – спустя 100 лет люди не забыли всё то хорошее, что они оставили после себя: книги, переводы, народные библиотеки, школы, гуманистические идеи, спасённые от холеры деревни и уникальный бор на берегу реки Нежеголь в Белгородской области.
https://www.belpressa.ru