В доме часто устраивались костюмированные праздники. Из-под рояля доставался сундук, и все наряжались в какие-то тряпки. У меня с тех пор сохранился костюм Пьеро, сшитый для Левы.
Ваша мама также выбрала профессию художника?
К. Л.-С.: Она была очень талантливым, к сожалению, неоцененным художником, не умеющим пробиться. Любимая и единственная внучка, которую Федор Осипович застал. От него, думаю, ей передалась потрясающая фантазия.
Мама, Марина Сергеевна Лазарева-Станищева, считала себя ученицей Фалька, окончила Художественное училище памяти 1905 года.
Ф. Р.: Для диплома на отделении станковой живописи она выбрала тему «Восстание декабристов», а вовсе не восстание 1905 года, что говорит о бабушкином характере. За формализм ей снизили оценку.
Бабушка Марина Сергеевна была романтичной, экстравертной, брызжущей фантазией, с необыкновенным юмором, но при этом достаточно жесткой и принципиальной во многих вещах. И очень артистичной. О ней говорили: «Марина может достоверно врать примерно на восьми языках». Легко имитировала, с движениями…
К. Л.-С.: … Красивая, привлекавшая мужчин всех возрастов, в том числе и моих друзей. Маму всегда страшно интересовал театр, и сразу после училища она стала работать как театральный художник, делая все, от декораций и костюмов до афиш. Сотрудничала с разными театрами, всегда с какими-то небольшими. В ее жизни были Народный театр оперетты, Театр мимики и жеста, дворцы пионеров и клубы. Не гнушалась никакой работы. Зарабатывала всегда немного. Жили мы довольно бедно.
В начале 1970-х годов, когда я уже была студенткой Театрально-художественного училища, училась на художника по костюмам, мне кто-то позвонил и сказал, что в Якутский русский театр ищут главного художника. Поговорила с мамой, и она почти на пять лет поехала работать в Якутск. Как костюмер на год туда приезжала поработать и я.
Хорошо запомнила тост, который мама произнесла на одном из семейных праздников: «Я очень счастливый человек. У меня была большая любовь, и я занималась тем, чем хотела». Моя большая благодарность маме за то, что она много дала Феде. Очень много времени посвящала внуку.
Ф. Р.: Бабушка — важный персонаж в моей жизни. Ее энергетика была бешеной: если что-то делала, то делала с размахом и до конца. Во все стороны летели обрезки бумаги, брызги краски, кровь, пот.
Мне было понятно, что я выберу институт, как-то связанный с искусством. Бабушка занималась со мной живописью в рамках программы художественного училища. Давала мне уголь, и я по-живописному, жирненько, изображал гипсовые головы, ноги, уши и носы. Тоненько, светотень — так я не умел. Тут в гости зашел мамин приятель, архитектор Михаил Крихели, и посоветовал: «Что ты мучаешься? С таким рисунком можешь и в МАРХИ поступать». Идея мне сразу понравилась: а действительно, архитектура — отличная мужская профессия. Сразу захотелось этим заниматься.
Что и было логично, особенно имея такого прапрадеда…
Ф. Р.: Тем не менее осмысленного решения стать архитектором, к которому я бы долго шел, не было.
Помнили ли в семье великого дедушку?
Ф. Р.: Бабушка его застала, помнила. В доме сохранился дедушкин стул. Шехтель всегда был частью нашего семейного ландшафта с кучей легенд и традиций. Например, с легендой о том, каким трудоголиком был Федор Осипович, как запирался в своем кабинете и просил дважды в день просто ставить ему под дверь тарелку с бифштексом с кровью. В дверь стучать запрещал.