«Вычерпать океан». Вениамин Лукин о петербургских сокровищах иерусалимского архива

Образование у меня высшее техническое. В Питере конца 1960-х еврей практически не мог получить гуманитарное образование, и я пошел в технический вуз. Закончил самый «еврейский», по числу преподавателей и студентов-евреев, институт – «Бонча-Бруевича».

Тогда в моде были КВНы, я очень этим увлекся, так что учиться было нескучно. Специальность освоил, когда начал работать на знаменитом космическом проекте «Союз-Аполлон», где разрабатывал системы управления телевизионных комплексов. Впрочем, из «ящика» (так называли «закрытые» исследовательские институты, работавшие на военно-промышленный комплекс) я вскоре ушел – сначала в «Муху» (Высшее художественно-промышленное училище им. Мухиной), а потом – на Ленфильм. Здесь появилась возможность параллельно заниматься тем, что по душе.

Я стал заниматься краеведением, историей, исследованием народной культуры, а также «некрополистикой». Как ни абсурдно это звучит, вначале было… кладбище. Во второй половине 1980-х в Ленинграде образовалась общественная комиссия по описанию кладбищ «Петербургский некрополь». На мою долю выпало описание Еврейского кладбища, а также соседнего с ним – «Памяти жертв Девятого января», некогда они составляли единый муниципальный кладбищенский комплекс.

Это была моя первая работа на ниве еврейского краеведения. Наталья Васильевна Юхнева, курировавшая квартирный еврейский исторический семинар, предложила сделать доклад на конференции по этнографии Ленинграда в «Институте антропологии и этнографии». От этой, как бы «полевой», работы до участия в экспедициях по еврейским местечкам – рукой подать. Я не уверен, что сделал бы этот шаг, если бы не настойчивость Ильи Дворкина.

Илья инициировал множество больших и малых проектов, в том числе – возобновление работы еврейского исторического семинара в 1987 г., экспедиции по местечкам с 1988-го, еврейский университет в Петербурге с 1989-го. В наших глазах Илья был уже опытным путешественником, он чрезвычайно увлекательно рассказывал о своих поездках по бывшим еврейским местечкам.

В 1988 г. мы устроили первую совместную экспедицию в Меджибож. Половину той первой экспедиционной группы составили мы с женой и детьми; это был наш летний отпуск. С тех пор мне удалось объездить сотни бывших местечек, не только на пространстве бывшего Советского Союза, но и в Польше, Румынии, Болгарии.

От каждой поездки остается в памяти живой образ; именно этот образ, а не виртуальная точка на карте возникает в воображении, когда занимаешься историей той или иной общины, будь то в архивной, или в исследовательской работе.
Вениамин Лукин. 2020 г
Вениамин Лукин о своем пути от инженера к архивисту, о том, как устроен Центральный архив истории еврейского народа в Иерусалиме и о хранящихся в нем интереснейших документах, касающихся евреев Петербурга. Подборка уникальных фотографий.

Вениамин Лукин - архивист и исследователь, глава восточно-европейского отдела Центрального архива истории еврейского народа в Иерусалиме. Автор книг и статей по истории и историографии российского еврейства, архивистике, народной культуре. Живет в Израиле с 1990 г. Мы побеседовали с Вениамином о его жизненном пути, научных интересах, проектах, о том, как устроен и что хранит в себе Центральный архив истории еврейского народа.

Вначале было кладбище, или Как я начал заниматься краеведением

С конца 1980-х небольшая группа, человек двадцать, каждый год с наступлением лета выезжала в бывшие местечки Украины, Белоруссии, Литвы, Молдавии. Мы обнаружили там впечатляющие следы исчезнувшей цивилизации – загадочные белокаменные надгробия, монументальные здания старинных синагог, еврейские дома, старые книги, предметы еврейского быта, услышали еврейские песни, хасидские нигуны, фольклорные истории, воспоминания… Мы увидели те самые места, где создавались знаменитые еврейские книги, где жили еврейские ученые и хасидские цадики. Но сфера творчества включала в себя не только их сочинения. К ней в полной мере относится разнообразный фольклор и народное художественное творчество, резьба по камню, строительство и росписи синагог, разнообразные изделия ремесленников. В одном только хозяйственном инвентаре Меджибожа времен Бешта можно насчитать около 40 ремесленных специальностей, которыми владели евреи.
На перевале через Трансильванские Альпы. Историко-этнографическая экспедиция Еврейского университета в Иерусалиме и петербургского Еврейского университета. Слева направо: Вениамин Лукин, Алла Соколова, Бьянка Штубе, Борис Хаймович, Марина Брук, Ольга Дымшиц, Валерий Дымшиц, Дмитрий Виленский, местный водитель. Румыния, 1995 г.

Экспедиции. «Биографии» еврейских общин

Хотелось этими открытиями поделиться со всеми. Отчасти это желание и было реализовано в книгах серии «100 еврейских местечек Украины». Первая из них вышла в 1997 г. и – расширенным изданием – в 1998, а вторая – в 2000. Много исторических материалов было нами извлечено из литературы и архивов. В результате получилось коллективное исследование, едва ли не первое научно-популярное издание такого рода на русском языке. Оно было тогда очень ко времени и стимулировало развитие самого жанра «биографий» еврейских общин.

Эта работа помогала выявлять материалы, наиболее значимые для реконструкции истории общин. Естественное желание начать с начала привело меня к исследованию хмельнитчины. Это самый ранний период, до которого еще дотягиваются целые массивы архивных документов. С другой стороны, наше «открытие» Ан-ского и его экспедиционного наследия погружало в более близкую эпоху.

Мы ведь ощущали себя продолжателями дела Ан-ского, который за три четверти века до нас отправился из Петербурга в этнографическую экспедицию по еврейским местечкам. Мои попытки освоения опыта Ан-ского и публикации на эту тему помогали ориентироваться в истории еврейской научной мысли начала 20 века и, соответственно, в документальном наследии этого периода.

Собственные исследования, конечно, важны при формировании архива, но для того, чтобы этот архив стал полноценным, их недостаточно. Постепенно, благодаря общению с израильскими и зарубежными историками, я получил представление о современном исследовательском процессе, его приоритетных направлениях. Стараюсь, разумеется, следить за появлением новых изданий. Приходится постоянно обновлять направления архивных разысканий с тем, чтобы накапливаемая в архиве документальная база оказалась способной поддержать новые исследования.

Еще одна тема, которая привлекла меня – это тема участия евреев в войне 1812 года. Этот эпизод до сих пор воспринимается историографией исключительно как проявление лояльности и патриотизма русского еврейства. Скрупулезный труд о нем Саула Моисеевича Гинзбурга «Отечественная война 1812 года и русские евреи» был создан в период крайнего обострения антисемитизма (достаточно вспомнить дело Бейлиса); сформированный Гинзбургом нарратив был ответом историка на вызов времени. Гинзбург и его коллеги убедительно продемонстрировали масштабность помощи, которую оказали русской армии российские евреи.

Мне представляется, что потенциал этого яркого исторического эпизода не исчерпывается темой еврейского патриотизма. Война 1812 года прошла по северу Украины, Белоруссии и Литве – территориям, густо заселенным евреями и, естественно, впрямую затронула еврейские массы. События военного времени пусть ненадолго, но изменили отношение российской администрации к еврейству и его институциям, понизили уровень взаимного недоверия, ускорили процесс консолидации российского еврейства.
Вениамин Лукин. Экспедиционное фото

«Поиски захватили меня...». Знакомство с архивами

Первое мое знакомство с архивами произошло в начале 1980-х, когда издательство «Советская Энциклопедия» развернуло подготовку биографического словаря «Русские писатели 1800–1917». Мне посчастливилось принять участие в этом грандиозном проекте – я начал с малоизвестного литератора А. П. Лукина, а для сбора материала пришел в архив. Тогда не было принято, чтобы инженер работал в исторических архивах, но тут лишние вопросы снимались – считалось, что я собираю материалы о своем предке. Уже тогда меня интересовала еврейская тема во всех ее ракурсах, в равной степени биографии юдофобов, наподобие В. В. Комарова, и юдофилов, вроде М. Л. Песковского. В Пушкинском Доме неожиданно для меня обнаружились залежи документов по истории евреев.

Среди участников еврейского исторического семинара конца 1980-х я оказался единственным человеком, имевшим опыт архивных разысканий. Я подготовил для семинара обзор еврейских источников в ленинградских архивах и выступил с ним в «Ленинградском еврейском альманахе», причем из опасения, что мне закроют доступ к архивам, приходилось указывать источники очень осторожно, приблизительно.

Поиски захватили меня. Архив представлялся бездонным колодцем, уходящим в глубину веков; казалось, можно бесконечно черпать из него уникальные исторические сведения. В Пушкинском Доме я нашел «идеального архивиста» – А. Д. Алексеева, который нередко дежурил в читальном зале, а по окончании рабочего дня направлялся в библиотеку, где собирал сведения для своей картотеки русских литераторов начала ХХ столетия. Сегодня ею пользуются все, кто занимается этой эпохой.

В 1990 г., собираясь в Израиль, я понимал, что у меня, инженера, немного шансов устроиться в архив. Я был готов к любой работе и одно время копал, точнее, мотыжил землю Израиля в «должности» помощника садовницы. Вскоре, однако, сбылась мечта, и я оказался в Центральном архиве истории еврейского народа. В перестроечные годы, когда двери государственных архивов бывшего Советского Союза впервые приоткрылись для западных исследователей, Центральный архив одним из первых нацелился на поиск и копирование документов по истории российского еврейства, и я был принят в архив, чтобы осуществить этот проект.
Вениамин Лукин. 1980-е

Центральный архив истории еврейского народа: вчера и сегодня

Возник наш архив еще до образования государства Израиль, и сегодня это один из старейших еврейских архивов Израиля. Образовался он на пересечении двух инициатив. Одна исходила от группы еврейских историков, бежавших в начале 1930-х в Эрец-Исраэль из нацистской Германии. Их насущной заботой стало сохранение документации по истории немецкого еврейства от нависшей над ней опасности уничтожения. Эту группу возглавил бывший секретарь и библиотекарь еврейской общины Берлина, историк Иозеф Майзель.
Другая инициатива исходила от группы историков Еврейского университета в Иерусалиме, которую представлял Бенцион Динур (Динабург). Выходец из Российской империи, уроженец украинского местечка Хорол, он получил историческое образование в университетах Берлина, Берна и Петрограда, а в 1921 г. перебрался в Эрец-Исраэль. В 1936 г. усилиями Динура и его сподвижников был организован факультет истории еврейского народа в Еврейском университете в Иерусалиме. Возникновение самой академической дисциплины – истории еврейского народа – неумолимо требовало создания ее документальной базы. В качестве такой базы и был образован в 1939 г., как он тогда назывался, Общий архив истории народа Израиля, задачей которого стало сохранение документального наследия мирового еврейства и обеспечение потребностей академической науки – истории еврейского народа.

Первый директор архива – Иозеф Майзель сформулировал его цель: собрать и подготовить к научному использованию исторические источники во всех странах рассеяния на протяжении всей истории существования еврейского народа. Эта амбициозная цель, поставленная перед архивом, фактически обнаруживает его претензию на статус национального архива. В отличие от «нормальных» стран, национальные архивы которых формируется веками в процессе деятельности государственных структур и общественных учреждений, наш архив с момента своего основания был нацелен на необъятную, в сущности, работу по собиранию многовековой исторической документации в подлинниках и копиях – как в Израиле, так и во всех странах еврейской диаспоры.

Этот процесс документирования еврейской истории развивался неравномерно и всегда зависел от политической ситуации в мире и в конкретных странах диаспоры. Среди первых крупных документальных поступлений оказались архивы еврейских общин Германии, Австрии, Италии и других стран Центральной Европы. К тому же каждая новая волна алии доставляла в Израиль вместе с новыми репатриантами редкие документы и целые архивные собрания из стран их происхождения. В 1950-е наш архив приступил к систематическому микрофильмированию исторических документов в государственных архивах стран Восточной Европы, преимущественно в Польше и в Румынии. Копирование документов в разных странах позволило архиву значительно расширить свои собрания и отчасти реконструировать утраченные в большинстве своем архивы многочисленных еврейских общин за счет документов административных, судебных и других государственных учреждений, документации церквей и феодалов, архивов местных и международных еврейских общественных организаций, личных архивов общинных и общественных лидеров, историков, деятелей культуры...
Иозеф Майзель – первый директор Центрального архива истории еврейского народа (первоначальное название – Общий архив народа Израиля)

Восточно-европейский проект

Наконец, в начале 1990-х, в процессе распада Советского Союза, благодаря постепенной либерализации архивов и архивной политики образовавшихся независимых государств, впервые появилась возможность распространить эту деятельность на территорию бывшей Российской империи и Советского Союза. Центральный архив истории еврейского народа оказался среди первых иностранных учреждений, которые использовали изменившуюся политическую ситуацию. Уже в 1991 г. мы приступили к систематическому выявлению и массовому копированию документации по истории российских евреев в госархивах бывшего Советского Союза.

Мне выпала невероятная удача заниматься непосредственным осуществлением и координацией этого проекта на протяжении более четверти века. В поисках дел и документов довелось поработать в центральных, областных и городских архивах России, Украины, Белоруссии, Молдовы, стран Балтии, Грузии… Наши посланники добрались до архивов Сибири и Средней Азии. Мы старались охватить в своей работе историческую документацию, рассказывающую о мире восточно-европейского еврейства во всей его географической, этнической, временной и тематической полноте. Самые ранние документы, обнаруженные и скопированные в рамках этого проекта в государственных архивах, дотягиваются до начала 16 в., самые поздние – это документы из личных и семейных архивов и коллекций наших с вами современников.
Постепенно в архиве формировалась «русская» группа из знатоков основных языков нашей растущей из года в год архивной коллекции – русского, польского, идиша, украинского, белорусского, литовского, немецкого, французского (не удивляйтесь, ведь нынешние области Западной Украины в прошлом находились на территории австрийских провинций – Галиции и Буковины, где государственным языком был немецкий, также в Латвии и Эстонии немецкий язык долгое время преобладал в официальной переписке, а вот в административной письменности высших государственных учреждений Российской империи первой половины 19 в. сохранилось немало документов на французском языке).

Вообще, многоязычие – одна из специфических особенностей нашего архива, хранящего историческую документацию о еврейских общинах всех континентов, включая такие экзотические, как еврейские общины Пакистана, Родезии, Кении, Кюрасао...

Другую важную его особенность я вижу в сочетании оригинальных и копийных документов. В своей совокупности они отражают историю евреев в каждом месте их проживания более подробно и многопланово, чем собственно архивы соответствующих общин (даже в тех редких случаях, когда они сохранились). Поэтому нас радует и уже не удивляет, когда к нам приезжают исследователи из тех стран и городов, в архивах которых мы на протяжении многих лет копировали документы. Благодаря заново проделанной нами архивной обработке и каталогизации документов, приезжие исследователи получают их на блюдечке с голубой каемочкой и не тратят на поиски месяцы, а то и годы.
Сотрудница Центрального архива Маша Гробман завершила разбор очередного семейного архива.

Эго-документы и другие задачи архива

В отличие от обычных исторических архивов, в нашем собрано относительно большое число личных и семейных архивов, содержащих так называемые «эго-документы». (К эго-документам архивисты относят прежде всего дневники, письма и воспоминания.) И если дневники, я надеюсь, будут вести и в 21 веке, а число воспоминаний в последние годы растет по экспоненте, то зафиксированная на бумаге переписка практически исчезла у нас на глазах, вытесненная электронной почтой, «эсэмэсками», фейсбуком и т. д. Поэтому так важно успеть собрать эго-документы последних могикан эпистолярного жанра. На протяжении моей службы, то есть в течение последних тридцати лет, работа по абсорбции в архиве личных фондов выходцев из Советского Союза, в том числе включающих семейные переписки, получает все более широкий размах. Объединенные в общем архивном каталоге классические и эго-документы обеспечивают исследователя большим числом независимых свидетельств по избранной теме, что позволяет ему приблизить те или иные события и явления к восприятию современниками, а значит и более объективно изучать их.

О нашем стремлении к наибольшей доступности архивных собраний свидетельствует та трудоемкая работа архивистов в последние годы, в результате которой существенная часть нашего архивного каталога оказалась онлайн, на сайте Национальной библиотеки Израиля, оставшуюся часть мы предполагаем разместить там же в ближайшее время. Впереди у нас комплексная оцифровка самих архивных документов. Надеюсь, пройдет немного времени, и исследователи, вне зависимости от их места нахождения, смогут читать интересующие их исторические документы из нашего архива на экране компьютера.
Петербург возникает на исторической карте восточно-европейского еврейства в конце 18 века, прежде всего, в связи с двумя арестами основателя хасидского движения Хабад рабби Шнеура-Залмана (Алтер Ребе).

Помимо двух известных исследователям хасидизма следственных дел Алтер Ребе 1798 и 1800 гг., мы обнаружили и скопировали в разных архивах редкие исторические свидетельства, раскрывающие детали и реконструирующие исторический фон этих событий. С начала 19 в. Петербург прочно утверждается в анналах еврейской истории. К столице империи прикованы тревожные взоры всего российского еврейства, поскольку именно здесь озабоченные реформированием еврейской жизни правительственные учреждения разрабатывают и издают разнообразные указы, формирующие ограничительное законодательство в отношении евреев.

В нашем архиве собраны не только многие важные правительственные постановления, включая не вошедшее в Полное собрание законов Российской империи распоряжение Александра Первого от 1816 г. – не давать хода участившимся обвинениям евреев в ритуальных преступлениях, но также документы, приоткрывающие «кухню» их приготовления – журналы правительственных еврейских комитетов, губернских еврейских комиссий и тому подобное.
Вениамин Лукин на рабочем месте с Ильей Лиснянским, автором книг и статей на темы еврейской истории. 2021 г.

Материалы о евреях Петербурга, хранящиеся в ЦАИЕН

В документации этих и других правительственных учреждений можно обнаружить также всевозможные прошения, рекомендации или проекты переустройства тех или иных сфер еврейской жизни, исходящие как от еврейских общин, так и от наиболее активных еврейских деятелей из различных «лагерей» российского еврейства.

Уже в начале 19 в. в Петербурге проживают ходатаи еврейских общин, здесь в 1818-25-е гг. функционирует «Депутация еврейского народа» – некий эрзац «Еврейского министерства», здесь выступают со своими проектами всевозможные заступники еврейского народа, среди них и такие жители Петербурга, как Нота Ноткин, Лев Невахович, Элиэзер Фейгин, барон Гораций Гинцбург или его секретарь Эммануил Левин.
Указ императора Александра Первого, запрещающий обвинять евреев «в умерщвлении христианских детей… по единому предрассудку»
В 1846 г. со своими проектами устройства российских евреев приезжают в Петербург из Англии прославленный филантроп сэр Мозес Монтефиори (свой второй визит в столицу он нанес в 1872 г.), а из Франции – мало кому известный до того отставной судья коммерческого суда Жан Алтарас. Для решения своих финансовых или коммерческих дел здесь подолгу пребывают крупные российские купцы из купеческих династий – Мееровичей, Адельсонов, Моносзонов… Я называю лишь отдельные учреждения и персоналии из огромного множества тех, документация о которых собрана в нашем архиве.

Есть в нашем архиве дела, рассказывающие о попытке властей устроить в столице в 1830-е гг. специальный постоялый двор для евреев с тем, чтобы улучшить надзор за ними, о кампаниях изгнаний евреев из Петербурга в 1820-30-е гг. и об исключениях из этих изгнаний, распространявшихся главным образом на зубных врачей – Вагенгеймов, Гиршфельда, Валенштейна…

С начала 19 в. в Петербурге постепенно формируется своя еврейская община, история которой также отражена в собранных нами документах.
Барон Гораций Гинцбург, ходатай (штадлан) за еврейство России
Это материалы первых еврейских учреждений – молелен солдат и полицейских, служивших в столице, благотворительных обществ, еврейских кладбищ и синагог, а также документы, рассказывающие о полузабытых лидерах петербургского еврейства – о первых официальных раввинах из нижних воинских и полицейских чинов – Аврааме Нахимовиче и Иоселе Иофе, об «ортодоксальных» раввинах 1860-70-х р. Ицхаке Блайзере и р. Икутиеле-Залмане Ландо, или о «просвещенных» столичных раввинах Аврааме Неймане, Аврааме Драбкине, Моисее Айзенштадте, о секретарях правления столичной общины Льве Осиповиче Гордоне и Давиде Фаддеевиче Файнберге.

Опубликованные по-русски и на иврите статьи и мемуары писателя Гордона, и сохранившиеся в нашем архиве воспоминания общественного деятеля Файнберга – незаменимые источники по истории формирования столичной общины, устройства кладбища и организации строительства Большой Хоральной Синагоги Петербурга.

Документация по истории столичного еврейства в конце 19 – начале 20 в. представлена в еще большем объеме – это документы еврейских партий, политических и общественных организаций, образовательных и научных учреждений, благотворительных и культурно-просветительских обществ. В основном это копии выявленных нами дел и документов в архивах Петербурга, однако есть у нас и оригинальные документы, которыми не располагает никакой другой архив, для примера упомяну дневник Общества еврейской музыки в Петербурге или протоколы совещания еврейских ученых накануне знаменитой этнографической экспедиции Ан-ского 1912 г.
Пересказ Пинкаса «Погребального братства» Петербурга в 1840-74 гг. (сам Пинкас не обнаружен)
Раввин и врач Моисей Элькан
Невозможно перечислить все дела и документы из собраний нашего архива, относящиеся к истории еврейского Петербурга. Счет им идет на тысячи, назову лишь некоторые из личных или семейных архивов.

Упомянув раньше так называемые «эго-документы» из семейных архивов, я, конечно, прежде всего имел в виду исторические сюжеты ближайших эпох, но есть и исключения из этого правила. Например, из разных государственных архивов и библиотек нами были собраны любопытные документальные сведения о бывшем тульчинском раввине и враче Моисее Элькане (это имя закрепилось за ним в разных энциклопедиях, настоящее же его имя Моше-Эльханан бен Иосеф Леви).

По просьбе императора Александра I он переехал в 1819 г. из Одессы в Петербург и был определен почетным библиотекарем Императорской публичной библиотеки. Будучи примечательной фигурой в столичном ландшафте, он сблизился с некоторыми представителями высшего света, в особенности – с министром Александром Николаевичем Голицыным и петербургским генерал-губернатором Михаилом Андреевичем Милорадовичем. Неполных три года он провел вместе с семьей в Петербурге и умер в начале 1822 г.; его сын Александр (Икутиэль) учился до мая 1923 г. в петербургской гимназии. Многие сведения из биографии почетного библиотекаря, включая и его настоящую фамилию, мы обнаружили в семейном архиве Морица-Мозеса Готшалка-Леви из Берлина, в котором сохранились письма Моше-Эльханана 1820 г. к его брату Иегуде-Лейбу бен Иосефу Леви, проживавшему в городе Белгарде в Померании, уроженцем которого оказался и наш герой.
В конце 1980-х я познакомился с потомками знаменитого петербургского раввина Давида-Тевеля Каценеленбогена – его дочерью Бертой Давидовной Иоффе и внуком, ученым-химиком, названным в честь деда Давидом. В их большой профессорской квартире на Петроградской стороне (мужем Берты Давидовны и отцом Давида был знаменитый иммунолог, член Академии медицинских наук Владимир Ильич Иоффе) мы собирались тогда с тем, чтобы обсудить проблемы создания первой по тем временам официальной еврейской организации – Ленинградского общества еврейской культуры (ЛОЕК).

Это был едва ли не единственный дом в Питере, где традиции еврейской культуры, в самом широком значении этого понятия, никогда не прерывались. Берта Давидовна оказалась кладезем бесценных знаний, не вычитанных, а пережитых и сохраненных в памяти. В то время я занимался историей Еврейского университета в Петрограде-Ленинграде в 1919–25 гг. и Еврейского историко-этнографического общества в 1909–30 гг., работал над описанием Еврейского кладбища и соседнего с ним Кладбища памяти жертв Девятого января (здесь в 1979 г. был похоронен академик Иоффе).

В связи с моими историческими штудиями я не раз приходил в этот дом за всевозможными справками и разъяснениями. Однажды я принес стопку бумаг и фотографий, переданных мне дочерью бывшего ректора Еврейского университета Самуила Горациевича Лозинского (сегодня эти материалы находятся в собрании Центрального архива в Иерусалиме). Среди прочего там было коллективное фото преподавателей и студентов этого университета.
Преподаватели и студенты Еврейского университета в Петрограде. 1921 г.
Раввин Давид-Тевель Каценеленбоген и академик Иоффе
Несмотря на прошедшие десятилетия, Берта Давидовна без труда назвала многих персонажей этой уникальной фотографии – ведь это были ее учителя, друзья и знакомые, люди, которые бывали у них дома. В 1989 г. семейство Иоффе совершило алию, а когда и мы вслед за ними оказались в Израиле, я навестил наших добрых знакомых в их доме в Хайфе.

В течение 30 лет мы с Давидом поддерживаем телефонную связь, и вот несколько лет назад он передал в наш архив две части своего семейного архива – бумаги деда-раввина Каценеленбогена и бумаги отца-академика Иоффе, снабдив их своими подробными комментариями.

Оба эти собрания представляют первостепенный интерес для историка, но, поскольку в рамках интервью у меня нет возможности описать их состав, я назову лишь один, но чрезвычайно редкий документ из архива раввина Каценеленбогена: это таблица жеребьевки моэлей для определения того из них, кто должен будет совершить в шабат обряд брит мила.
В те же годы я брал интервью у младшей дочери раввина Ленинграда в 1934–36 гг. Менахема-Менделя Глускина – известного питерского семитолога Гиты Менделевны Глускиной. Меня особенно интересовал последний, ленинградский период жизни раввина-хабадника, пользовавшегося всеобщим уважением разноликой общины, в которой большинство принадлежало митнагедам. Интересовала и биография незадолго перед тем скончавшегося мужа Гиты Менделевны – Льва Вильскера, известного гебраиста, сотрудника Публичной библиотеки.

От этого интервью у меня остались только краткие пометки, а магнитофонная запись интервью, на которую я рассчитывал, не получилась – подвела техника. Какова же была моя радость, когда среди материалов поступившего к нам архива Центра исследований и документации советского еврейства оказались подробные воспоминания Гиты Менделевны об отце, а к ним были еще приложены воспоминания ее старшей сестры Софьи Менделевны, составленные в 1989 г. в письмах к известному историку евреев Петербурга-Ленинграда Михаэлю Бейзеру.

Воспоминания сестер полны подробностей повседневной жизни верующих евреев Ленинграда 1930-х. Нечеловеческие жилищные и бытовые условия, в которых оказался раввин с тремя дочерями (самая старшая Эстер, выйдя замуж, вернулась с мужем в Минск), объясняют краткость его пребывания на посту раввина. От второго инфаркта за это двухлетие он уже не смог оправиться.
Тата (Татьяна Львовна) Гурина с дедушкой Генрихом Марковичем Гермером
Раввин Менахем-Мендел Глускин в воспоминаниях дочерей
С Татьяной Львовной Гуриной, историком западной литературы, доцентом Педагогического института и профессором Петербургского института иудаики я познакомился в один из моих приездов из Израиля (в 1990-е– 2000-е я ежегодно посещал Петербург, где работал в местных архивах).

В результате довольно короткой, но занимательной беседы в большой заваленной книгами комнате коммунальной квартиры на Лиговском проспекте Татьяна Львовна вручила мне стопку старых семейных фотографий.
Воспоминания Татьяны Львовны Гуриной
Репатриантка из Питера, дочь погибшего в 1943 г. Израиля Брука, отдала нам на хранение связку писем, отправленных им из блокадного Ленинграда и с фронта к жене, находившейся в эвакуации с двумя маленькими детьми. Это небольшое собрание из 130 с небольшим писем и несколько фотографий отца – едва ли не единственный сохранившийся материальный след его существования – бесценная крупица памяти о самом родном человеке, жизнь которого оборвалась в неполные сорок лет. Из этих писем и фотографий складывается образ теплого и заботливого мужа и отца, с которым дочь даже не успела познакомиться – война разлучила их, когда ей было всего несколько месяцев.

Валерия Брук не только сохранила для «большой» истории эту крупицу памяти, но и дополнила ее другими свидетельствами, в том числе подборкой документов ленинградского завода медицинских инструментов «Красногвардеец», где ее отец работал главным бухгалтером, и документами Министерства обороны о воинской службе лейтенанта Израиля Брука.
Отец Т. Л. Гуриной Наум-Лев Гурин (в заднем ряду, крайний слева) в группе изучающих еврейские науки. Ленинград. 1928 г.
«По рощам по березовым мы едем в детский дом…» Гоберманы и маленькая Аннушка
Вскоре вслед за фотографиями стали приходить по почте ее письма с воспоминаниями о предках со стороны отца и матери. Ее воспоминания о Наталье Евгеньевне Штемпель, сохранившей воронежские стихи Осипа Мандельштама, передала в наш архив Валерия Брук, дополнив ими небольшое, но весьма ценное архивное дело Гуриной.
Архивы Израиля Брука
Порой, казалось бы, незначительный документ освещает исторические события большой общественной значимости.
А вот другой пример частного документа, на который резонирует «большая» история. При разборе семейного архива нового репатрианта Владимира Овсеевича среди многочисленных фотографий его предков и близких родственников неожиданно обнаружилось фото группы людей на фоне дверного проема, а вслед за ним – фото академика Андрея Сахарова и Елены Боннэр за чашкой чая. Из разговора с владельцем архива выяснилось, что обе фотографии сняты в одной и той же коммунальной квартире, которая в 1970-е оказалась довольно известным в Питере прибежищем независимой мысли, домом, открытым для многочисленных гостей, на которых распространялись царившие здесь тепло, дружба и взаимопомощь.

Жили в этой квартире (ул. Пушкинская, д.18, кв. 61) три подруги – Зоя Моисеевна Задунайская (родственница Овсеевича), одарившая русскоязычных детей знаменитой книгой Сельмы Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями», ее ближайшая сотрудница по «Детгизу» и соавтор многих фольклорных изданий для детей и взрослых, писательница и переводчица Наталья Викторовна Гессе, неоднократно затем посещавшая ссыльных Сахаровых в городе Горьком, и их подруга – сотрудница издательства «Сельхозгиз» Регина Моисеевна Этингер, оказавшаяся также давней и ближайшей подругой Елены Боннэр.

Завязавшуюся в 1971 г. дружбу с тремя обитательницами квартиры на Пушкинской улице Андрей Сахаров позже назвал «своим внутренним приобретением».
Давид Гоберман (в центре) с родителями, братьями и сестрой. 1926 г.
Гедалья Рувимович Печерский и ходатайство о могиле Бааль Шем Това
Так, например, в архиве, замечательного питерского художника и искусствоведа Давида Ноевича Гобермана, переданном нам его приемным сыном Ури Берхиным, обнаружилось чудом сохранившееся письмо 1963 г. от Галины Бердичевской из поселка Мулянка (недалеко от Перми).

Необыкновенно искренний и теплый тон этого письма привлек наше внимание. Это было ответное послание, в котором художница местного поселкового клуба описывала свое немудреное житье-бытье в далекой провинции и свое огромное счастье – жить рядом с дочерью, «чудесной маленькой человечицей» Аннушкой. Дочь отправлялась в Пярну, и, делая пересадку в Ленинграде, рассчитывала на помощь четы Гоберманов. В поисках автора письма мы натолкнулись на трагическую историю – одну из миллионов подобных. К сожалению, в интервью не пересказать ее так, как следовало бы, это отдельный сюжет, и я не хочу его скомкать. Могу только сказать, что упомянутая в письме Аннушка родилась в 1948 г. в исправительно-трудовом лагере в Соликамске, куда ее мать, будучи на четвертом месяце беременности, была сослана по обвинению «в умышленном искажении портретов вождей», или, согласно формулировке обвинительного заключения: «в клевете на руководителей ВКП(б) и советского правительства» (статья 58-10). Выросшая в зоне и в детских домах Аннушка впервые познакомилась со своей мамой после ее освобождения из лагеря в 1953 г. Сегодня она известная писательница – Анна Львовна Бердичевская и те, кто заинтересуются историей Галины Бердичевской (Якубовой), смогут найти ее в интернете, в пронзительном изложении писательницы. Из переписки с Анной Львовной я узнал, что Гоберманы хотели вызволить ее и удочерить, но получили отказ политической ссыльной матери. В заключение не могу удержаться, чтобы не процитировать стихотворение Анны Бердичевской, создавшей такой личный и такой обобщенный образ пережитой народом «лютой» эпохи:

При Берии-голубчике / Студеною зимой / Архангелы в тулупчиках / Везут меня домой. / Январь, сугробы розовы, / Река сверкает льдом. / По рощам по березовым / Мы едем в детский дом…
«Мое внутреннее приобретение». Фото Андрея Сахарова и Елены Боннэр, обнаружившиеся в частном архиве
Вместе с другими материалами упомянутого мною архива Центра исследований и документации советского еврейства, которым долгие годы руководил выдающийся израильский историк Мордехай Альтшуллер, к нам поступил довольно объемный личный архив бывшего председателя еврейской общины Ленинграда и участника сионистского движения 1950–60-х Гедальи Рувимовича Печерского. В этом архивном собрании отразилась многообразная деятельность Печерского, начиная с периода блокады Ленинграда и до конца 1960-х, его инициативы, направленные к защите от преследований раввинов Лубанова, Эпштейна и других, его заботы о расширении и упорядочении Еврейского кладбища, а также по оказанию помощи неимущим и инвалидам и т. п.

Среди сохранившихся документов – обращения Печерского первой половины 1960-х из мест заключения к представителям власти и к известным деятелям культуры с требованием пересмотра его дела, а также письма в различные инстанции вплоть до руководителей государства в 1970 г., отражающие его борьбу за право на репатриацию в Израиль.

Нам удалось пополнить это собрание копиями других документов, среди которых, например, межведомственная переписка, возбужденная обращением Печерского в 1961 г. в Министерство коммунального хозяйства с просьбой разрешить правнуку, почитающему своих предков, огородить металлической оградой могилу одного из них, в связи с 200-летием со дня его смерти. Речь шла о могиле рабби Бааль Шем Това в Меджибоже.
Стараясь ответить на вопросы о документах по истории евреев Петербурга в нашем архиве, я чувствую себя подобно герою, пытающемуся вычерпать океан. При этом не могу хотя бы не назвать личные или семейные архивы известных еврейских деятелей: историка Семена Марковича Дубнова,

лидера ленинградских сионистов и председателя религиозной общины 1920-х Льва Борисовича Гуревича, шестого любавического ребе Иосефа-Ицхака Шнеерсона (в копиях), еврейского экономиста Бера Давидовича Бруцкуса, представителя знаменитой династии питерских врачей Григория Исааковича Дембо.

И если хронологически это только начало списка, то ближе к его концу должен быть упомянут архив Ассоциации бывших отказников «Запомним и сохраним», собранный в Израиле под руководством одного из лидеров ленинградского «отказа» Абы Таратуты и переданный несколько лет назад в наш архив. Завершая на этом далеко не полный обзор, я приглашаю читателей вашего сайта к нам в архив или хотя бы в наш каталог, большая часть которого размещена на сайте Национальной библиотеки Израиля.


Использованы материалы неопубликованного интервью с Вениамином Лукиным «Человек архива» (автор – д-р Нелли Портнова)

Материал подготовила Наталья Кучевская

Благодарим Анастасию Глазанову за идею и помощь в подготовке этой статьи.

https://news.jeps.ru/lichnaya-istoriya
«Вычерпать океан»
GENEALOGYRUS.RU
ПРОШЛОЕ - РЯДОМ!

Найдём информацию о ваших предках!

Услуги составления родословной, генеалогического древа.

ЗАКАЗ РОДОСЛОВНОЙ на нашем сайте:
www.genealogyrus.ru/zakazat-issledovanie-rodoslovnoj

ЗАКАЗ РОДОСЛОВНОЙ в нашей группе ВК:
https://vk.com/app5619682_-66437473
https://www.genealogyrus.ru
https://генеалогия.online